Лев Георгиевич Прыгунов советский и российский актёр театра и кино, заслуженный артист РСФСР. Фильмография Льва Георгиевича насчитывает более 70 картин. Профессионально занимается живописью с 1972 года. Персональные выставки, начиная с
Лучшими своими ролями считает роли в фильмах «Сердце Бонивура» и «Картина».
Недавно Лев Георгиевич проходил лечение в клинике «Новый взгляд» и любезно согласился дать нам интервью.
- Лев Георгиевич, как Ваше зрение сейчас, после операции?
Это у меня, кстати, шестая операция. Причём первые две операции были очень длительные: две по три часа и предпоследняя 4 часа 20 мин. под общим наркозом, наркоз не такой, как здесь, в «Новом взгляде», очень тяжёлый. С одним глазом у меня проблем нет, а вторым я уже вижу и свет и Вас, ушла ужасная боль. У меня никогда после тех многочисленных операций в других клиниках не было такой уверенности, такого восторга, такой благодарности как сейчас, я всегда чувствовал что что-то не то Здесь, в клинике «Новый взгляд» очень высокий уровень человеческого и профессионального отбора. И, кстати, не так дорого.
- Но а зрение, как инструмент, для вас вообще, наверное, основное?
Я думаю, что зрение для любого человека, как инструмент, основное, но, Господи, что дано, то и дано! У меня три раза полностью отлетала сетчатка и спас ее Тахчидзе Христо Периклович, но зрение становилось все хуже и хуже. Радужка стала как бы отмирать, и вот Господь мне послал просто ангела в виде моего приятеля, который меня свёл сначала с Александром Аркадьевичом (Александр Аркадьевич Элиасберг - руководитель клиники «Новый взгляд»), а потом с хирургом Олегом Владимировичем Унгурьяновым.
- В Вашей фильмографии больше семидесяти картин. Вы сейчас снимаетесь в кино?
- Снимаюсь, в ближайшее время должно выйти четыре картины.
- А у сына снимались? (Сын Льва Прыгунова Роман Прыгунов кинорежиссер)
- Да, снимался в «Детях индиго». Мы договорились о том, что я готов сниматься в массовке, но только с крупным планом, чтобы обязательно был какой-нибудь крупный план.
- А вообще какое отношение у Вас к творчеству сына?
- Мне понравился его последний фильм. Это одна из редчайших российских картин последнего времени, где добро побеждает зло. Это очень важно сейчас. Вспомните американцев, которые в годы великой депрессии снимали потрясающие комедии и мюзиклы. А у нас в самый расцвет бандитизма снимали «Бригаду». А это самоубийство, самоуничтожение... А очень важно, чтобы главная идея фильма была в том, чтобы люди выживали, чтобы люди побеждали, чтобы люди боролись, чтобы светлое всегда побеждало тьму... Чтобы «Новый взгляд» победил все устаревшие технологии... (смеётся). Кстати, о технологиях: я читал Чехова, и он пишет своему приятелю: «Иван Петрович, что ж ты делаешь? Что ты не лечишься? Ты же ослепнешь? Сейчас наука сделала такие гигантские шаги!» Это он писал больше ста лет назад, в 1892 году. Представляю, как далеко шагнула наука с тех пор.
- Говорят, что Вы в молодости были главным стилягой и «пижоном»?
- Нет, нет, нет, это страшное преувеличение. Я был, естественно, стилягой, но для того чтобы быть им, надо было иметь деньги. Как очень точно сказал один мой товарищ, что советскую власть уничтожили не какие-то там диссиденты и не в 60-ых года, а советскую власть уничтожили пятидесятники! Это первые стиляги, которых нельзя было тронуть, потому что это все были дети Совмина, генеральские дети, сотрудников КГБ, и они были неприкасаемы. Я жил в Алма-Ате, все дети самых знаменитых казахов ходили по «Бродвею», дорого одетые! Нужен был шикарный пиджак, потрясающие туфли на пяти сантиметровой подошве Я мог сделать только хороший кок и узкие брюки, нашёл куртку какую-то югославскую, пиджака так у меня и не было такого. Время «стиля» у меня было очень маленькое, потому что это был 10-ый класс школы, 1956 год, а в 1957 году я поступил в институт и нас отправляли на целину. Так что уже было не до «стиля». Но общался я с хорошими ребятами, в 50-ых годах я уже что-то знал о джазе, у меня были пластинки «на рёбрах», я уже слушал Амстронга, и мы покупали чешский джаз. Хорошие были тогда пластинки.
- Это были легальные пластинки?
Легальные, легальные. Каким-то образом как-то доставали. И по ресторанам ходили слушать джаз, у нас в Алма-Ате было два ресторана и два хороших оркестра. Тогда же очень много было фильмов, «Серенаду солнечной долины», мы все по десять раз смотрели. Даже прикосновение к джазу, даже знание джаза, даже упоминание джаза это уже в компании имело значение. А оттуда - к симфонической музыке, и к архитектуре и прочее-прочее. И когда я решил уехать из Алма-Аты, я поехал не в Москву, а в Ленинград, потому что там были Мравинский, и Рахлин. И тогда я уже полностью увлёкся симфонической музыкой.
- А ваши музыкальные пристрастия изменились с тех пор?
- У меня музыкальные пристрастия одни и те же: я люблю классический джаз, причём я дружу всю жизнь с лучшими джазистами: с Лешей Кузнецовым, Козловым, Гаряняном, Брилем. Я даже начинал петь в джазе в кафе «Молодёжный». Но был очень стеснителен, репетировали мы в обеденный перерыв, а я тогда был уже известным актёром.
- Насколько я понимаю, вы, чуть ли не первый советский актёр, который снялся за границей?
- я начал сниматься здесь ещё, ещё до своего выезда. Я был «невыездной», поэтому я в
июль 2009